В преддверии Дня
воинской славы России – Дня снятия блокады Ленинграда Управление Росгвардии по
Республике Карелия предлагает вашему вниманию специальную рубрику —
«Воспоминания жителей блокадного Ленинграда».
_______________________
Ольга Берггольц
16 декабря 1941 года
_______________________
«Мы не уехали 14/XII.
Это со всех почти сторон к лучшему — мы бы измытарились только, и Колька
наверняка погиб бы.
Дорога на Новую Ладогу,
как говорят, ужасна. Но ленинградцы идут по ней пешком, с детьми и саночками,
падают, умирают, а кто может — идет дальше.
В Ленинграде чудовищный
голод. Съедены все кошки и собаки. Ежедневно на улицах падают десятки людей и
умирают. Прохожие даже не подбирают их. Позавчера умер наш Фомин, начальник
группы самозащиты нашего дома. Он умер от голода. Его сестра, артистка, пришла
ко мне сегодня, угощала нас кофе с толокном и оставила полбутылки кагора,
умоляя помочь ей достать для Фомина гроб.
Мы уговаривали ее
похоронить его без гроба, а просто в саване, и самой лететь с БДТ, но она все
умоляла нас и доказывала, что гроб необходим, и говорила, что она отдаст за
гроб 400 граммов пшена, которые у нее есть… Наконец мы почти убедили ее
похоронить Н. Н. без гроба.
«Ну, что же, — сказала
она, — может быть, так и надо… А вы все-таки помогите мне сделать гроб, а пшено
мы сварим и съедим сами — кашу. Пусть живые кашу едят, живые кашу будут есть».
Я пошла с ней к нашему
дураку-управдому, он был у себя дома и ел оладьи (я заметила у него на столе
кусочек мяса), и управдом обещал выдать ей доски из сарая и попросить столяра,
живущего в нашем доме, сколотить гроб.
Фомина была счастлива
необычайно. Вот последняя моя работа как комиссара дома. А работала я все время
плохо, душой дома не была, — что ж, я ведь делала другое, и делала весьма
неплохо, могу сказать это просто и прямо.
Война в Ленинграде всей
своей тяжестью легла сейчас на горожан.
Что за ужас наши
жилища! Городское хозяйство подалось как-то разом, за последнюю декаду. Горы
снега на улицах, не ходят трамваи, порванные снарядами, заиндевевшие провода,
тихий-тихий город, только ставенки скрипят, а в жилищах ледяной холод, почти
нигде нет света, нет воды. Что у меня за руки, какое грязное лицо и тело —
негде и нечем мыться! Чудеснейшие мои волосы стали серыми от копоти, у
Молчановых есть буржуечка, она дымит жутко — я отвратительно грязна.
Недавно мы были у
Мариных — прощались, думая, что уедем 14/XII. Мы пережили вместе с ними 37 и 38
гг., когда все были запакощены и несправедливо оклеветаны. И вот мы собрались
сейчас. Меня душило рыдание».